***

Ненавижу свои переживания, свой опыт находить связанным с какой-либо тенденцией, чем-либо, что так или иначе повторяется, кочует от человека к человеку, от поколения к поколению, да и в целом путешествует туда-сюда по социуму. Да, хочется считать себя уникальной и не-такой-как-все, и уже это не делает тебя чем-то особенным. (Господи, я уже сомневаюсь, что хоть что-то на свете может делать человека таким.)

trouble will find me

History repeats itself. Долго в голове томилась мысль о том, что нужно снова начать писать сюда же. Тихо, неприметно, честно, но не так бытово, как я это делаю в своём традиционном дневнике. Многие говорят, что у меня это хорошо получается, а я не знаю - вечно перечитываю всё написанное собой и остаюсь недовольна, потому что никогда не получается сказать всё то, что думается, а уж тем более чувствуется. Пусть это у меня не очень хорошо получается, но это будет моя гигиена души, и я хочу вернуться к ней, несмотря ни на что.

Я хочу вычеркнуть сегодняшний день из своей жизни. 

Он начался долгой бессонной ночью, томительной, пугающей, в некотором смысле припадочной, горячечной. Один очень умный человек как-то сказал мне, что у меня хорошо развит сердечный интеллект, какое-то верхнее чувство, выражающееся в способности предчувствовать, в способности полагаться на свою иррациональную сторону. Мне нравится думать о том, что он прав, потому что так я приближаю себя к образу придворных дам, барынь, с которыми у меня нет общей крови, нет общего ничего, так пусть будет хоть это. Так вот, это чувство говорило мне обо всём грядущем, но я не смогла распознать, не смогла расслышать и прислушаться.

Перепуганная мама, бухнущие мысли, пульсирующие, стучащие по черепной коробке, еле ворочавшиеся от того, как они распухли - не то самое "доброе утро" в классическом его понимании. Ненавижу такое состояние, потому что появляется достойный предлог вести себя ужасающим образом - плохо держаться, ходить со скиснувшим лицом и быть нарочито холодной. В таком состоянии я обычно вижу в людях самые неприятные мне черты - то, что меня более всего в них отталкивает, будто выпячивается в такие дни. Хотя, может быть, я опять же позволяю себе так думать.

Для чего это всё? Для чего тебя всегда заставляют верить в лучший исход? Я понимаю, что человек может жить без еды и без воды - одной надеждой, но в моём случае это не надежда, а какая-то извращенная её форма. На что мне надеяться? Я по жизни шагаю с благоухающим букетом привилегий в руках, меня окружают люди, которые меня любят и которые в меня верят - "плохо" при таких условиях уж точно не будет. Но будет другое "плохо". Ох, опять старая шарманка, о том что "счастье=реальность-ожидание", но тогда зачем это всё?

Вновь я, обычная, ничем ни от кого не отличающаяся, вполне себе середнячковая девочка, задрала для себя гигантскую планку и пытаюсь до неё допрыгнуть изо всех сил (изо всех ли?) 

Для чего же мы учим историю? Вопрос, которым нас терроризируют на вводных лекциях и атакуют первые абзацы учебников. Одна из причин - мы пытаемся уследить закономерности между событиями, чтобы в дальнейшем, в условиях аналогичных событий (история ведь повторяется, помните?), мы вспомнили о пережитом опыте  и попытались бы применить это знание сейчас.

Сколько раз повторялась эта история за последние почти 18 лет? Не один десяток, точно. Из середины пытаюсь залезть наверх, к людям более умным, более образованным, более приятным, более, более, более, они более во всём, на первый взгляд, да еще и идеализированным мною от того, что они так недостижимы. Но уж лучше разочаровавываться в далёких людях, чем в близких, и уж тем более в себе. И каждый раз прыгаю, и каждый раз падаю обратно "на своё место". Только загвоздка в том, что здесь не моё место. Мне тошно, мне плохо, я здесь не могу быть совсем. Я пыталась смириться изо всех сил, но у меня ничего не вышло. Я верю, я не отсюда, я хочу туда, наверх, всей душой своей хочу, хоть мне и страшно, хоть я и не знаю пока, что мне там делать, но я хочу быть там, хочу и всё тут.

Сразу вспоминается пресловутая мамина фраза из детства: "Мало ли что ты там хочешь. На свете есть вещи, которые делать надо". 

Но я не хочу подчиняться этому "надо". Моя история - дорожка трудностей. Ничего еще мне не давалось легко. Всё, что у меня есть, достигнуто тяжёлым преодолением и кропотливым трудом. Можно расценивать это как повод для гордости, но для меня это очередной повод для горечи - неужели всех моих сил мало для того, чтобы добиться того, чего я хочу? Заслужить то место, которого я достойна?

И прыгаю, и прыгаю, и прыгаю. Набиваю шишки, но они со временем проходят и даже забываются. Снова прыгну и снова упаду. Ну может еще один раз? Может, это и есть тот самый последний раз? Может, именно в этот раз всё получится?

Я так хочу верить в тебя.

здравствуйте, Чацкий

Наверное, через это проходят все, и вы это миллионы раз слышали, но меня раздражает всё до тошноты, и я не хочу больше молчать, потому что хотя бы говорить, хоть чуть-чуть я пока могу.
Я боюсь взрослой жизни. Вернее то, что принято ею называть. Нет, я не боюсь ответственности. Я могу зарабатывать деньги и мыть за собой посуду, прибирать вещи, я смогу оплатить счета вовремя и вызвать электрика. Я могу хорошо учиться, я могу идеально закрывать сессии - это всё легко, просто и понятно. Да, этому нужно научиться, но без этого и еще сотни похожих вещей просто никак. Это основа самостоятельности, и я её не боюсь, не презираю, она существует, и я признаю её существование. Я боюсь грубости и глупости, узколобости, подхалимства, нахальства и хамства, как нормы. Я боюсь совершенно антигуманного откровенного прилюдного убийства собственного времени на какие-то вещи, которые тебе абсолютно не нужны, но ведь надо что-то делать, а что-то - это уже не ничего, да и другим кажется, что ты занят, что ты такой важный и деловой, а на самом деле не знаешь что происходит. Я боюсь дресс-кодов и людей, которые невероятно приветливо и участливо беседуют с тобой, а ты искренне думаешь, идиот: "Ну ничего себе, какой хороший человек!", а тебя просто всё это время пытались расколоть, как грецкий орех, хотя я даже не понимаю зачем - есть-то всё равно не собираются, и даже не говорите, что вам просто интересно, что там внутри - взрослым не бывает интересно, вообще никогда. Я боюсь того, что ты постоянно кому-то должен доказывать, что ты лучше него, что ты выше и сильнее, и лучше делать это через унижение, ведь так гораздо проще, вот так "поставил его на место" (как вещь на полку, человека как вещь, понимаете?) и всё. Я боюсь обесценивания человеческих чувств и переживаний, потому что чего ты там страдаешь? в чём причина? в любом случае, твой ответ глуп и неуместен, потому что ты опять забыл, что я лучше тебя, а это значит, что мои эмоции сильнее, раны глубже, а слезы горше.
Это даже не пугающе, это ужасно, это отвратительно и мерзко. Но, видимо, это и есть жизнь, и если ты в игре, то соблюдай правила. Хоть на стену лезь, но это не изменится ни за что и уже, видимо, никогда. Лги! Ненавидь! Распускай слухи! Малодушничай! Ура!
Возьмите своё полное собрание сочинений Дейла Карнеги и прочие ваши любимые высеры по популярной психологии и подотрите ими свои самовлюбленные зады, дорогие дети вонючего капитализма! Помните, как Юпитер пожирал своих детей? Так вот, вы все уже где-то в его кишках.

не опять, а снова

Я не читала Бегбедера, так что я понятия не имею, сколько там живёт эта ваша хвалёная любовь, но я надеюсь, что не вечно, потому что какой там вечно, я больше не могу (опять), а так придётся ещё, как минимум год, хотя на самом деле гораздо больше.
Хотя я даже не знаю что вы все называете любовью, потому что я вообще людей понимать перестала, и может я уже скатилась в тихое обожание, да и вообще как там было у the white stripes: "I'm slowly turning into you, but you don't know this". Вы только посмотрите на меня, нет, ну это смешно, эта укулеле, скейт еще теперь, кто это? Это я? Да не смешите. Вы сами прекрасно знаете кто это. А еще вы только посмотрите на то, как я вот сейчас пишу, это уже ни в какие ворота. Просто если тебе хотя бы нравится человек, то ты пытаешься перенять его лучшие стороны, а умею это делать только на самом простом уровне - внешняя атрибутика, хотя уже что-то.
По-моему, самая страшная вещь, которую я могу совершить - это разочаровать важного человека. Где-то дальше, но определённо в пределах топ-3, страх быть навязчивой, надоедливой и неуместной, потому что вовсе не быть человеком, чем быть вот таким, который сам себе искусственно приклеивает к ситуациям, в коллаже которых их никто не ждал, и вообще они изрядно портят композицию всей работы. Я это к тому, что сидеть у разбитого корыта - это никогда не вариант (хотя мне сейчас ничего делать не остаётся, кроме как сидеть и сталкерить своё "корыто", попутно умываясь слезами), но сидеть сложа руки - это точно не вариант.
Противно быть призраком из прошлого, не выношу их, хотя у меня за всю жизнь таких было единицы, но всё равно блевать тянет от этого всякого: "усюсю как у нас всё было было так классно вот бы повторить". Подождите, но всё поменялась, пока вы жили в своей пещере на краю света. Хотя получается, что это я теперь такая же. Фу, почему я такая мерзкая всю жизнь! И тупая. Потому что так легко отталкивать людей в их шагах ко мне, а потом, когда я подползаю к ним, удивляться, почему они чуть ли не собираются бить меня палками по голове.
Ненавижу себя за свою сентиментальность и страсть к романтизированию каждой окружающей меня сопли, но что поделать. У меня есть еще ровно неделя и колеблющиеся намерения насчёт того, что случится ровно через неделю, так что я просто не знаю что делать, очень страшно быть неуместной, очень страшно быть непонятой, очень страшно. Очень холодно. Очень одна. Очень устала. Очень не могу.

преступление и наказание.

Сегодня я расскажу вам о высоком.

И вот,

громадный,

горблюсь в окне,

плавлю лбом стекло окошечное.

Будет любовь или нет?

Какая —

большая или крошечная?

Откуда большая у тела такого:

должно быть, маленький,

смирный любёночек.

Она шарахается автомобильных гудков.

Любит звоночки коночек.

В.В. Маяковский "Облако в штанах".

Когда я в первый раз читала "Облако в штанах", мне в глаза бросился этот любёночек. Думаю, Владимир Владимирович, такая громада, такая сила и мощь, такой масштаб, такой размах, а он говорит, что у такого вот может быть только любёночек. И я вся просто чуть не расплавилась изнутри от всей этой прелести, ну слово-то одно, любёночек, чего стоит! И у него, у этого атланта, у него живёт этот любёночек! И не так важна его трагичная дальнейшая судьба, главное, что этот любёночек вообще существовал.

Урок литературы. Базаров. Мерзавец, которого я ненавижу, и он же умница, которого я обожаю. И тут СС говорит про него, ссылаясь опять же на уже приведённого здесь Маяковского, что и любовь-то вся в базаровской жизни не любовь вовсе, а затравленный и задавленный любёночек, и в этом отчасти его трагедия. Нет того высокого и великого, есть такой вот только пшик, и ничего больше.
Жизнь - это крушение идеалов, и с каждым днём я всё чётче понимаю это.
Настоящая любовь сама по себе громада, размером примерно с тысячу Маяковских, которая падает тебе на голову из ниоткуда, придавливает тебя так, что не вздохнуть, она всю жизнь перекрывает тебе, она своим падением сотрясает землю под тобой, перетряхивая всё, чем ты когда-либо жил. А я живу с любёночком.

Мой любёночек фактически существовал два или три дня (совсем уж он крошечный), потом по всей логике вещей он должен был умереть, но мы так просто не сдаёмся, поэтому он везде и всегда со мной и существует уже больше года, но на аппарате жизнеобеспечения, весь в каких-то трубках, которого каждый день нужно кормить горькими лекарствами, в виде песен, писем, сообщений, фильмов, редких полустертых воспоминаний и еще сотне вещей, которые ворошат мою память, но хранят жизнь в моём любёночке.
Тяжело? Уж, пожалуйста, не проверяйте и поверьте мне на слово, что это невероятно тяжело. Любёночек - базаровская трагедия и мой смысл жизни. Уже от одной этой фразы хочется вешаться.
Я прекрасно понимаю, что это чистой воды самоистязание, что ничем хорошим это не закончится, хотя нет, это просто не закончится ничем, а я просто всю жизнь будут рыдать от боли, зато мой любёночек будет жив, да и не то что жив, только фактически жив, а так он прикован к кровати и вообще лежит целыми днями без сознания.

Я не Раскольников, я вошь, и на убийство я решиться не могу. Понимаете, я никто, я не имею право решать кому жить, а кому умирать, но ситуация усложняется тем, что любёночек полностью под моей ответственностью, что он живёт только за счёт меня, и что нет тут никакого страшного греха, потому что я слишком сильно влезла в эту метафору, и по сути его нет вовсе!
Но я всё равно не могу. Не могу вот так взять и убить. Да тут даже не убийство, тут не нужно ничего планировать, не нужно думать где бы раздобыть топор и выбирать подходящее время - ничего не нужно. Вообще не нужно особо напрягаться, нужно просто взять и придавить его тихонько, или просто перекрыть ему кислород, и он сам тихо умрёт, потому что он уже весь измучался, как и я, я в этом уверена.
Господи, не знаю, есть ли что-то ниже, чем желать смерти кому-либо, но я правда больше так не могу, да и по-другому я не умею, и хоть я вся исстрадалась до ужаса, но в моей жизни ведь никогда не было ничего подобного и уж тем более что-то превосходящее это.

Я не виновата, что смысл моей жизни заключается в полумертвой букашке.
Всё равно ничего лучше у меня нет.
А может и не будет.

что Том Ёрк сделал с моей жизнью.

Пока все мои сверстницы зачитывались "Сумерками" и вырывали друг другу волосы в спорах "Кто сексуальнее - Эдвард или Джейкоб?", я прикалывалась по слэш-фикшену по любимым музыкантам. Звучит как легкие наркотики, но в принципе это мало чем от наркотиков отличается. К тому же это писали люди примерно такие же, как я (да и я сама писала), поэтому всё было ясно и понятно, а качество этой самодельной литературы было во многих случаях гораздо лучше, чем те же самые "Сумерки" и иже с ними.
На самом деле это всё было неважно, потому что я хотела сказать, что эта сфера моих увлечений и привела меня к радиохэд, да и вообще к тому, кто я есть сейчас.
Принято считать, что революционерами моей жизни были мьюз, и нужно постоянно говорить о том, как много они для меня сделали, но на самом деле не сделали ни хрена хорошего - только пошатнули  мою самооценку, гендерное самоопределение и сексуальную ориентацию, а музыка у них посредственная, и вообще говнявая. Но зато благодаря им я познакомилась с сотнями людей, которые стали объектами моего сталкерства, тихой и вечной тинейдж любви и объектами для подражания. Любовь к радиохэд тогда - маркер отличного вкуса, который, как правило, был присущ уже людям за 20 или около того, что внушало бешеное доверие. Радиохэд - фундамент всех бритиш групп, начавшихся в середине 90-ых и окончательно скатившимся к нашим дням, то есть радиохэд - это всё, чем мы дышим.
Я бы не сказала, что радиохэд - это голос нашего поколения и всё такое прочее громкое, фальшивое и пафосное, но вот ты живешь, каждый день делаешь что-то, а где-то там на бэкграунде играет creep или fake plastic trees - ну что-то в этом духе, и это всегда тихо живет в тебе и рядом с тобой, и ты этого даже не замечаешь, а когда обращаешь на него внимание, то понимаешь, что это самая ценная вещь, которая у тебя только есть, а потом в потоке бесполезного времяпровождения снова теряешь их из виду.
In rainbows - это моя борьба, которая началась в 2011 и продолжается до сих пор. Я не хочу прикреплять все песни, сами идите и слушайте, к тому же они мне нравятся далеко не все, но это все мои слезки, законсервированные в одной огромной банке, заквашенные до радужного оттенка и разлитые по песенкам.
Я помню, когда я скачала дискографию радиохэд, я в первую очередь заслушала до дыр the bends, и однажды вечером (это было вечером, где-то примерно в конце июня) я просто включила in rainbows, сидела, смотрела в стену, обливалась слезами по всем возможным поводам (ммммм я же тогда была в моих самых любимых отношениях, господи, как я вообще выжила?), и всё это сопровождалось песнями с этого треклятого альбома.
Первого впечатления уже не исправить, и оно останется таким у меня навсегда.
Возможно, единственно верным.

фрустрасьён, Анастасьён.

Вот чего только не придумаю писать, получается какая-то ерунда. Ну знаете, ты хочешь рассказать человеку что-то, преподнести ему свои чувства, мысли и прочий понос, а получается, что просто пересказываешь ему свою хиленькую жизнь, хоть и какими-то обрывками, но получается как-то не очень весело: на самом деле никому не хочется знать что ты ел на завтрак, какие запутанные отношения были у твоей бабушки и дедушки, какую-нибудь тупую, но оттого и смешную историю о том, как ты добирался сюда и что с тобой случилось в автобусе. Всё это чушь собачья, а ты просто хотел чтобы кто-то разделил с тобой то, что у тебя есть внутри.
Странно, это так очевидно, и я совсем не хотела об этом говорить, ну да ладно.
С.С. однажды сказала, что всего во всей мировой литературе существует 20 "блуждающих" сюжетов. Представляете? 20. Всю человеческую историю можно уложить в 20 историй, каждую из которых можно пересказать за минуту. Это я к тому, что всё такое до боли одинаковое. Поэтому и не хочу вам ничего говорить. Что вы там такого не слышали?
Так вышло, что я совершенно случайно (на самом деле осознанно и вполне по своей воле) кардинально выпала из условий комфортной для меня среды на какие-то жалкие две недели, но тем не менее мне было очень плохо, и как-то тошно до сих пор. Но это тоже всё неважно. Важно то, что у меня был просто сраный вагон времени на одну банальную вещь - на подумать. И знаете что? Я тоже не знаю.
Думать можно бесконечно, но самое главное в жизни - это делать, все везде всю жизнь пытаются меня этому научить, а я не знаю умею ли я что-то по-настоящему делать или нет. Я даже не знаю делала ли я что-нибудь когда-нибудь. Я не славлюсь достижениями, я не славлюсь поступками, да я даже не славлюсь пресловутым умом, я вообще не славлюсь ничем, по сути я обычный червь, который пресмыкается где-то там внизу (черт возьми, черви же не пресмыкающиеся! говорю же, не очень много мозга у меня), но червь с раздутым самомнением и считающий, что без него эта трофическая цепь обречена на исчезновение. Но мы-то с вами знаем, что один червь в масштабе популяции не решает ничего, но что поделать.
Тут вы должны плюнуть мне в лицо, развернуться, крикнуть напоследок что-то вроде: "Ты очередной ничтожный нытик", хлопнуть дверью и не возвращаться сюда больше никогда. Но подождите, я ведь понимаю, что мы живём не в древней Индии, и мы не черви, то есть если ты родился червём, то и ешь какашки всю жизнь, а я ведь не червь, я Настя Андреева, смекаете? Я это к тому, что выход есть и всё такое, и выход этот - делать и становиться кем-то наконец. Но если бы всё было так просто!
Есть на свете один человек, которого я люблю до конвульсий в розовых соплях, которого я не только безумно люблю, но и невероятно уважаю, но не творю кумиров, в общем, let me introduce you, the sunshine of my life - Джером Дэвид Сэлинджер. По этому поводу я тоже не хочу распыляться, но есть тут одна интересная штучка. Самый мой первый его рассказ в моей жизни я увидела в сборнике под названием "Жажда человечности" (такая отборная хрень там была, честное слово), а еще недавно я нагрянула в библиотеку и нашла там очередную солянку из его рассказов, но суть не в этом, в конце была прекрасная критическая статья А. Зверева под названием "Сэлинджер: тоска по неподдельности". Просто в эти две недели я в трилионный раз прочитала ту-самую-книгу, а дальше вы сами додумаетесь, вы же не такие глупенькие, как я.
Нужно кем-то стать, просто жизненно необходимо, понимаете? Но мне кажется, что тут есть одна маленькая загвоздка размером со здоровенное бревно, о которое все запинаются, падают, ломают кости и разбивают лица в кровь, плачут от боли, но бревно по-прежнему игнорируют. Очевидная и простая истина заключается в том, что тебя мама на свет родила для того, чтобы ты, маленький засранец, был собой. ВОТ И ВСЁ. Господи, это так тупо, и так очевидно, и мне вообще стыдно, что я таком пишу, но всё же, несмотря на всё это, быть Настей Андреевой - непосильный труд. Так легко делать что-то если ты кто-то, и так сложно совершать Поступки, если ты - это ты. Маленький, ничтожный, мизерный, голый, крошечный, осрамленный, мерзкий, но великий в своих делах.
Боже, мне сейчас захотелось закрыть всё, убежать, никому никогда это никому не показывать, потому что все знают кто такой князь Мышкин, и уж тем более Иисус Христос. И я не претендую ни на какое величие, вы не думайте про меня глупости, я вообще уже ни на что не претендую.
Только есть одна маленькая вещь, которую я немножко не понимаю. Несмотря на всю неловкость, неуместность, глупость и прочее, я смогла, я была собой хотя бы на один день, и это было прекрасно, это было так чудесно, черт подери, слова все такие мерзкие и лоснящиеся, но я не могу ничего другого найти, потому что это было действительно потрясающе (фу), но оказалось, что собой быть нельзя.
Нет, не то что бы нельзя, никто мне этого не говорил. Просто я червь. И быть мной - ужасно, мерзко, и я стою презрения, ну и в исключительных случаях нисхождения. И я искренне не понимаю почему, почему я стою того, что моё крошечное сердечко стоит ломать за то, что я - это я.
Не понимаю, не понимаю, не понимаю, ничего не понимаю.